en
Джек Джонсон: Блэк Джек, часть 3
Часть I | Часть II
Америка встретила нового чемпиона, стиснув зубы. Джонсон, наоборот, обнажил свои зубы в улыбке. Америка вздрогнула: они были золотые. Негр с золотыми зубами – это уже чересчур. Джонсон попал в цель. Ни один репортер теперь не мог не упомянуть о его «золотой улыбке». Страна задохнулась от бешенства, а Джонсон собрал с этого, как водится, золотой урожай. Ему стали платить баснословные гонорары, только чтобы заставить его драться с очередной «большой белой надеждой». Между прочим, тогда и появился этот термин. Негры становились чемпионами и до него, но никогда они не были тяжеловесами. А «большая» да к тому же «белая» – это требовало совершенно другого уровня умения надеяться. И ему противостояло «большое черное зло», которое впервые имело собственное имя – Джек Джонсон. Даже имя сатаны внушало тогда куда меньший ужас.
Джек был первым человеком в истории, который понял, что на имидже антизвезды можно заработать. Дрался он теперь исключительно с белыми, так как с финансовой точки зрения они были куда более выгодными соперниками, и, как это ни странно, ввел дополнительный барьер для черных тяжеловесов, в чем те его неоднократно обвиняли. Он побил несколько человек, но они выполнили лишь роль приманки для главной жертвы. Джонсон повел себя как аристократ-охотник, для которого челядь загоняет дичь, а сам он сидит в засаде с ружьем и лениво ждет, когда же испуганный ими зверь выбежит прямо на него. Роль загонщиков, сами того не зная, сыграли почти все белые американцы, при этом старшим у них по собственному почину стал любимый писатель нашего детства Джек Лондон. Да-да, тот самый, который написал и «Мартина Идена», и «Белого клыка», и много чего еще. А зверем, которого ждал в засаде Джек, был, конечно, экс-чемпион мира Джеймс Джеффрис. Тот, когда-то отказавшийся от забытого боя с Джеком и практически забывший слово «бокс», безбедно жил на ферме и в ус не дул, не зная, что у его поклонников на него совершенно другие планы. Он даже не знал того, что совершенно другие планы на его счет были у самого Джека Джонсона. Впрочем, какие могут быть планы у «недавно слезшего с дерева», как о нем говорили все вокруг, негра?
Джек Лондон видел бой Джонсона с Бернсом в Сиднее собственными глазами, и он произвел на него удручающее впечатление. В своем репортаже он написал: «Остается одно: Джеффрис должен вернуться со своей люцерновой фермы и сбить золотую улыбку с лица Джонсона. Тебе решать, Джефф». Кстати, и сам термин «большая белая надежда» предположительно принадлежит Джеку Лондону.
Между тем Джеффрис отнюдь не собирался возвращаться на ринг. Он набрал почти 40 килограммов веса и катался как сыр в масле, довольный собой, своей фермой и всей своей жизнью, и ему не было никакого дела до всей белой расы с ее проблемами. Бокс дал ему возможность безбедно прожить лет сто, и именно это он и собирался сделать. Джеффрис очень хотел не заметить призыва Джека Лондона и сейчас, и какое-то время это ему удавалось, но вся страна подхватила слова писателя, который тогда еще не стал детским: «Тебе решать, Джефф» и «Сбей с его лица золотую улыбку». Ему не оставили выбора: если бы он не ответил на зов народа, то из национального героя его без его ведома перевели бы в национальные предатели.
Тем временем Джонсон, от души смеясь, смотрел, как вся страна работает на него. Ему самому Джеффрис был нужен позарез по трем причинам. Во-первых, Джек был настоящим чемпионом и хотел, чтобы ни у кого не осталось в этом никаких сомнений, а без победы над Джеффрисом это было невозможно. Во-вторых, ему представлялась уникальная возможность смачно плюнуть в лицо всей белой Америке. В-третьих, бой с экс-чемпионом сулил колоссальные деньги. Он был благодарен и Джеффрису, который не спешил с возвращением на ринг, так как предстоящий поединок с каждым днем рос в цене.
Когда 1 декабря 1909 года контракт был, наконец, подписан, обещанные выплаты превзошли все ожидания. Гонорар должен был составить 101 тысячу долларов, которые делились, соответственно, 75 процентов победителю и 25 процентов побежденному. Оплату за право на съемку делили поровну – по одной трети. «Третья треть» уходила организаторам встречи, которыми были Джордж «Текс» Рикард и Джон Глисон.
Справедливости ради я скажу, что это не единственные данные о гонорарах боксеров, которые у меня имеются, но самые похожие на правду. С другой стороны, в этих же данных говорится, что Джонсон получил за встречу 65 тысяч долларов и указывается, что это составляет почти 2 миллиона долларов 2022 года. Что-то здесь не вяжется. 75 процентов от 101 тысячи долларов составляет куда больше, не говоря уже о деньгах от права на съемку, а они должны были быть очень немалыми. В других источниках мне попадалась цифра доходов Джонсона от боя в 145 тысяч долларов и даже больше. Так что рискну предположить, что Джонсон в результате получил не 65 тысяч долларов, а больше ста. Также я не стал бы переводить его доход в «доллары 2022 года», потому что это все равно не даст никакого представления о том, что это были за деньги до Первой Мировой войны. Денег было в то время намного-намного меньше. Известен размер первого гонорара Джонсона. Он составил… один доллар 50 центов. Это, разумеется, было очень мало, но это было хоть что-то. Умножьте их хоть на двадцать, хоть на тридцать, в условиях Америки вы получите ничего.
Так что гонорары были высокими. Очень высокими. Белая Америка готова была заплатить любые деньги, чтобы избавиться от Джонсона раз и навсегда. Многие надеялись, что Джеффрис убьет его. Смешно это читать в «политически некорректных» воспоминаниях о тех временах, но так было. К сожалению, но было.
Джонсон тренировался, как спартанец, но выглядел абсолютно беспечным. Многочисленные «эксперты» в прессе указывали на это, как на явное проявление умственной неполноценности негров вообще и Джека в частности. Выдвигались теории, что неграм неведомо само понятие будущего, и они живут в мире, где есть только прошлое и настоящее. Следовательно, Джонсон просто не понимает, что его ждет. Некоторые высказывались в том плане, что странно даже, что он помнит то, что было. То есть, даже его восприятие прошлого ставилось под сомнение. Люди как будто соревновались в том, кто скажет большую нелепость и кто сможет убедить в ней большее число сограждан.
Бой, который белой частью населения рассматривался как судебный процесс «Америка против Джека Джонсона» с немедленным вынесением приговора, был назначен на величайший национальный праздник, День Независимости, - 4 июля 1910 года в городе Рино, штат Невада.
Джонсон вышел на ринг первым в вызывающе роскошном шелковом халате, который ему подарила, как он сообщил всем, его жена. По всей видимости, он имел в виду Этту Дуриэй, хотя тогда она еще не была официальной супругой. Оркестр, развлекавший публику перед боем, ответил ему тем, что сыграл песенку под названием «Для меня все негритосы на одно лицо». Джонсон делал вид, что не понимает, хлопал в ладоши и улыбался во весь рот. Золотые зубы сверкали на солнце, как звезды. Вскоре появился и Джеффрис. Он уставился на него, как бык на красную тряпку, и Джонсон отвернулся. Публика загудела, решив, что Джек испугался. Между прочим, ставки заключались из расчета 10-7 в пользу Джеффриса. Так что не вся публика «делала вид». Многие, очень многие верили по-настоящему.
А дальше начался бой.
Как и все встречи Джонсона в то время, этот бой проходил в одни ворота. «Ну, давайте, мистер Джефф (само такое обращение является в Америке оскорблением), сделайте хоть что-нибудь», - подзуживал Джек своего противника. Потом вдруг начинал наносить удары с частотой отбойного молотка, приговаривая: «Я могу это делать хоть весь день».
Три раунда Джек присматривался к противнику, а начиная с четвертого, принялся методично и неспешно его избивать. Секундант Джеффриса, экс-чемпион мира Джим Корбетт, не нашел ничего лучшего, чем строить Джеку рожи из угла. Он был расистом геббельсовского толка и всерьез полагал, что негры при виде такой лицевой гимнастики полностью теряют контроль над собой. В ответ Джонсон улыбнулся во все свои золотые зубы, притащил уже полуживого Джеффриса в тот угол, где стоял Корбетт, сложил брови домиком и голосом самого робкого негра с плантации спросил: «Куда прикажете его положить, масса Корбетт?» Джентльмен Джим сначала поперхнулся, а потом перешел на язык биндюжников.
А Джонсон все не унимался. Акцент негра с плантации он сменил на дружеский тон, чуть ли не после каждого удара заботливо спрашивая Джеффриса: «Не больно, Джим?» Джонсон мог без труда нокаутировать его, но он никуда не спешил. Раунд за раундом он наносил достаточно сильные удары, чтобы держать противника в кровавом тумане, но все же позволял ему оставаться на ногах.
В 15 раунде он решил, что уже наразвлекался вволю и пора ставить точку. После очередной его атаки Джеффрис рухнул на пол. Он встал только для того, чтобы упасть снова, причем вывалившись между канатами ринга. В это время Джим Корбетт метался в своем углу и кричал, забыв о всяком расизме: «Не надо, Джек! Не бей его!» К Джеффрису подбежали несколько человек, чтобы поднять его на ноги, что вообще-то запрещено правилами. При этом один из секундантов дал пинка бывшему кумиру, не оправдавшему надежды своей расы.
Перед последней атакой лицо Джонсона, озаренное до сих пор неизменной золотой улыбкой, страшно исказилось. Вдруг на несколько секунд он словно снял маску. Зрители в передних рядах вздрогнули. Это был не боксер, а убийца. Он нанес три сокрушительных удара. Голова Джеффриса, казалось, отлетит, как от удара палача. Он рухнул на пол уже в третий раз в этом раунде, и секундант выбросил полотенце, чтобы ему не отсчитали нокаут и чтобы не дать Джеку победить нокаутом.
Заслуживает отдельного комментария и роль еще одного человека, связанная с этим боем. Это, конечно, первый чемпион мира Джон Л. Салливан. Перед боем его много видели рядом с Джеффрисом, а перед самым выходом на ринг до некоторых дошло и его мнение о предстоящей встрече. Нет, он не собирался ставить ни 10-7 на Джеффриса, ни даже 1-5. Слишком опытный был боец. Он ждал неизбежного. А когда оно случилось, он сказал следующее (я даю его речь отдельным абзацем):
«Бой века закончен, и черный человек стал бесспорным чемпионом мира. В том, что касается боев, это был плохой бой – эти менее чем пятнадцать раундов между Джеймсом Дж. Джеффрисом и Джеком Джонсоном. Едва ли когда-либо был более односторонний чемпионский бой. Все хваленая-перехваленая физическая форма Джеффриса ничего не дала. Его сердце было не здесь, начиная с первого удара гонга и до последнего… У негра появилось много новых друзей, но против него было мало что показано… Зрители не могли не восхищаться Джонсоном, потому что он тот кулачный боец, которым они обычно восхищаются. (Дословно – которым обычно восхищаются спортсмены. Слово «спортсмены» здесь употреблено в старом английском смысле. Это не те, кто занимаются спортом, а те, кто в дорогих костюмах, сидящих часто на обрюзгших фигурах, с виски и сигарой, наблюдают за спортом, подсчитывая деньги, которые они поставили на того или иного атлета). Он всегда вел себя честно и всегда дрался честно. Какая хитрая, изобретательная и мощная у Джонсона левая рука! Он один из самых хитрых и изобретательных боксеров, которые когда-либо выходили на ринг. Они дрались близко друг к другу все пятнадцать раундов. Это была та самая драка, которую хотел Джеффрис. В ней не было никакого бега и уклонения, как Корбетт делал со мной в Новом Орлеане (1892). Джеффрис не промахивался часто, но только потому, что едва ли начинал какие-то удары сам. Джонсон был лучше него и вел бой все время… Джонсон вовсе не веселился с Джеффрисом с самого начала, и это был именно белый человек, кто клинчевал, но Джонсон был очень осторожен, он отходил, не рисковал в игре и все это время был в хорошем настроении. Победил сильнейший, и я был одним из первых, кто его поздравил, и одним из первых, кто выразил мою глубочайшую симпатию к проигравшему».
Прошу не придираться к стилистике перевода, все эти неуклюжие повторы и «когда-либо», которые встречаются слишком часто. Я только старался сохранить витиеватый стиль автора. То, что его бывает трудно понять, это не ко мне. Также не обращайте внимания на многоточия. Там идет описание жалкого состояния Джеффриса.
Любопытно, что это написал тот же человек, который недавно с гордостью говорил, что никогда не дрался с чернокожим спортсменом. Времена менялись у него на глазах. В его отчете о бое Джонсон-Джеффрис о том, что белому «недостойно» драться с негром, нет и речи. Наоборот, он не нейтрален. Джонсон, по его мнению, молодец.
Это был первый великий бой XX века. В Америке XIX век продолжался до 4 июля 1910 года, а потом сразу кончился. Кстати, с большим гамом. Историки спорят о том, когда произошел крайний упадок межрасовых отношений. Одни настаивают на том, что это случилось в 1877-1901 годах в период так называемой пост-Реконструкции Юга после поражения в войне с Севером. Другие полагают, что он продолжался до 1923 года.
Так или иначе, но последовавшие за боем межрасовые бунты были первым подобным случаем в истории США. Первым!!! Ничто не волновало людей больше, чем поражение Джеффриса от Джонсона. Количество убитых, в основном негров, по сей момент остается неизвестным. Говорят о гибели от 11 до 26 людей в шести штатах и сотнях раненых. Скорее всего, цифры были большими. Намного большими.
Но XX век все-таки начался. И первым это понял Джон Л. Салливан.
(продолжение следует)
Александр Беленький
Америка встретила нового чемпиона, стиснув зубы. Джонсон, наоборот, обнажил свои зубы в улыбке. Америка вздрогнула: они были золотые. Негр с золотыми зубами – это уже чересчур. Джонсон попал в цель. Ни один репортер теперь не мог не упомянуть о его «золотой улыбке». Страна задохнулась от бешенства, а Джонсон собрал с этого, как водится, золотой урожай. Ему стали платить баснословные гонорары, только чтобы заставить его драться с очередной «большой белой надеждой». Между прочим, тогда и появился этот термин. Негры становились чемпионами и до него, но никогда они не были тяжеловесами. А «большая» да к тому же «белая» – это требовало совершенно другого уровня умения надеяться. И ему противостояло «большое черное зло», которое впервые имело собственное имя – Джек Джонсон. Даже имя сатаны внушало тогда куда меньший ужас.
Джек был первым человеком в истории, который понял, что на имидже антизвезды можно заработать. Дрался он теперь исключительно с белыми, так как с финансовой точки зрения они были куда более выгодными соперниками, и, как это ни странно, ввел дополнительный барьер для черных тяжеловесов, в чем те его неоднократно обвиняли. Он побил несколько человек, но они выполнили лишь роль приманки для главной жертвы. Джонсон повел себя как аристократ-охотник, для которого челядь загоняет дичь, а сам он сидит в засаде с ружьем и лениво ждет, когда же испуганный ими зверь выбежит прямо на него. Роль загонщиков, сами того не зная, сыграли почти все белые американцы, при этом старшим у них по собственному почину стал любимый писатель нашего детства Джек Лондон. Да-да, тот самый, который написал и «Мартина Идена», и «Белого клыка», и много чего еще. А зверем, которого ждал в засаде Джек, был, конечно, экс-чемпион мира Джеймс Джеффрис. Тот, когда-то отказавшийся от забытого боя с Джеком и практически забывший слово «бокс», безбедно жил на ферме и в ус не дул, не зная, что у его поклонников на него совершенно другие планы. Он даже не знал того, что совершенно другие планы на его счет были у самого Джека Джонсона. Впрочем, какие могут быть планы у «недавно слезшего с дерева», как о нем говорили все вокруг, негра?
Джек Лондон видел бой Джонсона с Бернсом в Сиднее собственными глазами, и он произвел на него удручающее впечатление. В своем репортаже он написал: «Остается одно: Джеффрис должен вернуться со своей люцерновой фермы и сбить золотую улыбку с лица Джонсона. Тебе решать, Джефф». Кстати, и сам термин «большая белая надежда» предположительно принадлежит Джеку Лондону.
Между тем Джеффрис отнюдь не собирался возвращаться на ринг. Он набрал почти 40 килограммов веса и катался как сыр в масле, довольный собой, своей фермой и всей своей жизнью, и ему не было никакого дела до всей белой расы с ее проблемами. Бокс дал ему возможность безбедно прожить лет сто, и именно это он и собирался сделать. Джеффрис очень хотел не заметить призыва Джека Лондона и сейчас, и какое-то время это ему удавалось, но вся страна подхватила слова писателя, который тогда еще не стал детским: «Тебе решать, Джефф» и «Сбей с его лица золотую улыбку». Ему не оставили выбора: если бы он не ответил на зов народа, то из национального героя его без его ведома перевели бы в национальные предатели.
Тем временем Джонсон, от души смеясь, смотрел, как вся страна работает на него. Ему самому Джеффрис был нужен позарез по трем причинам. Во-первых, Джек был настоящим чемпионом и хотел, чтобы ни у кого не осталось в этом никаких сомнений, а без победы над Джеффрисом это было невозможно. Во-вторых, ему представлялась уникальная возможность смачно плюнуть в лицо всей белой Америке. В-третьих, бой с экс-чемпионом сулил колоссальные деньги. Он был благодарен и Джеффрису, который не спешил с возвращением на ринг, так как предстоящий поединок с каждым днем рос в цене.
Когда 1 декабря 1909 года контракт был, наконец, подписан, обещанные выплаты превзошли все ожидания. Гонорар должен был составить 101 тысячу долларов, которые делились, соответственно, 75 процентов победителю и 25 процентов побежденному. Оплату за право на съемку делили поровну – по одной трети. «Третья треть» уходила организаторам встречи, которыми были Джордж «Текс» Рикард и Джон Глисон.
Справедливости ради я скажу, что это не единственные данные о гонорарах боксеров, которые у меня имеются, но самые похожие на правду. С другой стороны, в этих же данных говорится, что Джонсон получил за встречу 65 тысяч долларов и указывается, что это составляет почти 2 миллиона долларов 2022 года. Что-то здесь не вяжется. 75 процентов от 101 тысячи долларов составляет куда больше, не говоря уже о деньгах от права на съемку, а они должны были быть очень немалыми. В других источниках мне попадалась цифра доходов Джонсона от боя в 145 тысяч долларов и даже больше. Так что рискну предположить, что Джонсон в результате получил не 65 тысяч долларов, а больше ста. Также я не стал бы переводить его доход в «доллары 2022 года», потому что это все равно не даст никакого представления о том, что это были за деньги до Первой Мировой войны. Денег было в то время намного-намного меньше. Известен размер первого гонорара Джонсона. Он составил… один доллар 50 центов. Это, разумеется, было очень мало, но это было хоть что-то. Умножьте их хоть на двадцать, хоть на тридцать, в условиях Америки вы получите ничего.
Так что гонорары были высокими. Очень высокими. Белая Америка готова была заплатить любые деньги, чтобы избавиться от Джонсона раз и навсегда. Многие надеялись, что Джеффрис убьет его. Смешно это читать в «политически некорректных» воспоминаниях о тех временах, но так было. К сожалению, но было.
Джонсон тренировался, как спартанец, но выглядел абсолютно беспечным. Многочисленные «эксперты» в прессе указывали на это, как на явное проявление умственной неполноценности негров вообще и Джека в частности. Выдвигались теории, что неграм неведомо само понятие будущего, и они живут в мире, где есть только прошлое и настоящее. Следовательно, Джонсон просто не понимает, что его ждет. Некоторые высказывались в том плане, что странно даже, что он помнит то, что было. То есть, даже его восприятие прошлого ставилось под сомнение. Люди как будто соревновались в том, кто скажет большую нелепость и кто сможет убедить в ней большее число сограждан.
Бой, который белой частью населения рассматривался как судебный процесс «Америка против Джека Джонсона» с немедленным вынесением приговора, был назначен на величайший национальный праздник, День Независимости, - 4 июля 1910 года в городе Рино, штат Невада.
Джонсон вышел на ринг первым в вызывающе роскошном шелковом халате, который ему подарила, как он сообщил всем, его жена. По всей видимости, он имел в виду Этту Дуриэй, хотя тогда она еще не была официальной супругой. Оркестр, развлекавший публику перед боем, ответил ему тем, что сыграл песенку под названием «Для меня все негритосы на одно лицо». Джонсон делал вид, что не понимает, хлопал в ладоши и улыбался во весь рот. Золотые зубы сверкали на солнце, как звезды. Вскоре появился и Джеффрис. Он уставился на него, как бык на красную тряпку, и Джонсон отвернулся. Публика загудела, решив, что Джек испугался. Между прочим, ставки заключались из расчета 10-7 в пользу Джеффриса. Так что не вся публика «делала вид». Многие, очень многие верили по-настоящему.
А дальше начался бой.
Как и все встречи Джонсона в то время, этот бой проходил в одни ворота. «Ну, давайте, мистер Джефф (само такое обращение является в Америке оскорблением), сделайте хоть что-нибудь», - подзуживал Джек своего противника. Потом вдруг начинал наносить удары с частотой отбойного молотка, приговаривая: «Я могу это делать хоть весь день».
Три раунда Джек присматривался к противнику, а начиная с четвертого, принялся методично и неспешно его избивать. Секундант Джеффриса, экс-чемпион мира Джим Корбетт, не нашел ничего лучшего, чем строить Джеку рожи из угла. Он был расистом геббельсовского толка и всерьез полагал, что негры при виде такой лицевой гимнастики полностью теряют контроль над собой. В ответ Джонсон улыбнулся во все свои золотые зубы, притащил уже полуживого Джеффриса в тот угол, где стоял Корбетт, сложил брови домиком и голосом самого робкого негра с плантации спросил: «Куда прикажете его положить, масса Корбетт?» Джентльмен Джим сначала поперхнулся, а потом перешел на язык биндюжников.
А Джонсон все не унимался. Акцент негра с плантации он сменил на дружеский тон, чуть ли не после каждого удара заботливо спрашивая Джеффриса: «Не больно, Джим?» Джонсон мог без труда нокаутировать его, но он никуда не спешил. Раунд за раундом он наносил достаточно сильные удары, чтобы держать противника в кровавом тумане, но все же позволял ему оставаться на ногах.
В 15 раунде он решил, что уже наразвлекался вволю и пора ставить точку. После очередной его атаки Джеффрис рухнул на пол. Он встал только для того, чтобы упасть снова, причем вывалившись между канатами ринга. В это время Джим Корбетт метался в своем углу и кричал, забыв о всяком расизме: «Не надо, Джек! Не бей его!» К Джеффрису подбежали несколько человек, чтобы поднять его на ноги, что вообще-то запрещено правилами. При этом один из секундантов дал пинка бывшему кумиру, не оправдавшему надежды своей расы.
Перед последней атакой лицо Джонсона, озаренное до сих пор неизменной золотой улыбкой, страшно исказилось. Вдруг на несколько секунд он словно снял маску. Зрители в передних рядах вздрогнули. Это был не боксер, а убийца. Он нанес три сокрушительных удара. Голова Джеффриса, казалось, отлетит, как от удара палача. Он рухнул на пол уже в третий раз в этом раунде, и секундант выбросил полотенце, чтобы ему не отсчитали нокаут и чтобы не дать Джеку победить нокаутом.
Заслуживает отдельного комментария и роль еще одного человека, связанная с этим боем. Это, конечно, первый чемпион мира Джон Л. Салливан. Перед боем его много видели рядом с Джеффрисом, а перед самым выходом на ринг до некоторых дошло и его мнение о предстоящей встрече. Нет, он не собирался ставить ни 10-7 на Джеффриса, ни даже 1-5. Слишком опытный был боец. Он ждал неизбежного. А когда оно случилось, он сказал следующее (я даю его речь отдельным абзацем):
«Бой века закончен, и черный человек стал бесспорным чемпионом мира. В том, что касается боев, это был плохой бой – эти менее чем пятнадцать раундов между Джеймсом Дж. Джеффрисом и Джеком Джонсоном. Едва ли когда-либо был более односторонний чемпионский бой. Все хваленая-перехваленая физическая форма Джеффриса ничего не дала. Его сердце было не здесь, начиная с первого удара гонга и до последнего… У негра появилось много новых друзей, но против него было мало что показано… Зрители не могли не восхищаться Джонсоном, потому что он тот кулачный боец, которым они обычно восхищаются. (Дословно – которым обычно восхищаются спортсмены. Слово «спортсмены» здесь употреблено в старом английском смысле. Это не те, кто занимаются спортом, а те, кто в дорогих костюмах, сидящих часто на обрюзгших фигурах, с виски и сигарой, наблюдают за спортом, подсчитывая деньги, которые они поставили на того или иного атлета). Он всегда вел себя честно и всегда дрался честно. Какая хитрая, изобретательная и мощная у Джонсона левая рука! Он один из самых хитрых и изобретательных боксеров, которые когда-либо выходили на ринг. Они дрались близко друг к другу все пятнадцать раундов. Это была та самая драка, которую хотел Джеффрис. В ней не было никакого бега и уклонения, как Корбетт делал со мной в Новом Орлеане (1892). Джеффрис не промахивался часто, но только потому, что едва ли начинал какие-то удары сам. Джонсон был лучше него и вел бой все время… Джонсон вовсе не веселился с Джеффрисом с самого начала, и это был именно белый человек, кто клинчевал, но Джонсон был очень осторожен, он отходил, не рисковал в игре и все это время был в хорошем настроении. Победил сильнейший, и я был одним из первых, кто его поздравил, и одним из первых, кто выразил мою глубочайшую симпатию к проигравшему».
Прошу не придираться к стилистике перевода, все эти неуклюжие повторы и «когда-либо», которые встречаются слишком часто. Я только старался сохранить витиеватый стиль автора. То, что его бывает трудно понять, это не ко мне. Также не обращайте внимания на многоточия. Там идет описание жалкого состояния Джеффриса.
Любопытно, что это написал тот же человек, который недавно с гордостью говорил, что никогда не дрался с чернокожим спортсменом. Времена менялись у него на глазах. В его отчете о бое Джонсон-Джеффрис о том, что белому «недостойно» драться с негром, нет и речи. Наоборот, он не нейтрален. Джонсон, по его мнению, молодец.
Это был первый великий бой XX века. В Америке XIX век продолжался до 4 июля 1910 года, а потом сразу кончился. Кстати, с большим гамом. Историки спорят о том, когда произошел крайний упадок межрасовых отношений. Одни настаивают на том, что это случилось в 1877-1901 годах в период так называемой пост-Реконструкции Юга после поражения в войне с Севером. Другие полагают, что он продолжался до 1923 года.
Так или иначе, но последовавшие за боем межрасовые бунты были первым подобным случаем в истории США. Первым!!! Ничто не волновало людей больше, чем поражение Джеффриса от Джонсона. Количество убитых, в основном негров, по сей момент остается неизвестным. Говорят о гибели от 11 до 26 людей в шести штатах и сотнях раненых. Скорее всего, цифры были большими. Намного большими.
Но XX век все-таки начался. И первым это понял Джон Л. Салливан.
(продолжение следует)
Александр Беленький