(окончание)
В первый раз это произошло в 1806 году, и история, в результате которой Мендоса снова оказался в ринге, была живой иллюстрацией известной английской поговорки “If you want to keep a friend never borrow never lend” (Если хочешь сохранить друга, не давай в долг и не бери взаймы).
Началось все с того, что Хэрри Ли, друг Мендосы, который был его секундантом в бою с Джоном Джексоном, оказался в долговой тюрьме. Мендоса выступил его поручителем, Ли вышел из тюрьмы, и на этом дружба закончилась.
Мендоса и Ли обменялись открытыми письмами в печати, которые представляют интерес только для любителей эпистолярного жанра эпохи, но не для историков, потому что из них совершенно невозможно понять, кто, кому и что должен. Один говорит, что долг ему не вернули, другой, что с одной стороны, вернули, а с другой – и возвращать было нечего. Читаешь одного – он прав, читаешь другого – тоже, вроде, прав, хотя, создается впечатление, что если Мендоса говорит о конкретном долге и конкретном случае, то Ли предпочитает рассуждать «вообще», не вдаваясь в лишние подробности.
В своем письме Мендоса говорит, что с какого-то момента Ли стал на каждом шагу говорить, что он его изобьет. Понятно, что снести такого Мендоса не мог. Судя по всему, именно это и стало для него последней каплей, после чего он и опубликовал свое письмо, которое начиналось с извинений за то, что он просто вынужден вернуться к профессии, которую давно оставил. Ли в своем ответном письме этого не отрицает. Бой стал неизбежен.
Ли был высоким и длинноруким малым. В мире бокса его хорошо знали как отличного спарринг-партнера, но в официальных боях он не участвовал, что, как мы знаем на примере Джона Джексона, само по себе еще не говорило о его слабости. Кроме того, он был здорово крупнее и моложе Мендосы, которому на момент поединка, состоявшегося 21 марта 1806 года, было без нескольких месяцев 42 года. Тем не менее, полагали, что Ли окажется для бывшего чемпиона легкой добычей.
При этом, однако, удивляет то, кто был секундантами Ли – действующий на тот момент чемпион Англии Хен Пирс и следующий чемпион Англии Джон Галли. Какая-то уж очень большая честь для простого спарринг-партнера: два больших бойца на одного простого парня. Ни у Игана, ни у Майлза, ни у других историков нет никаких пояснений по этому поводу. Пирс Иган вообще очень подробно описал этот бой, что также говорит о его далеко не пустяшном статусе.
Мендоса вышел на ринг полностью уверенный в своем полном превосходстве. Ставки перед первым ударом гонга заключались из расчета 3-1 в пользу бывшего чемпиона. Тоже, между прочим, о чем-то говорит: не 10-1, как полагалось бы в таком случае, а лишь 3-1.
Однако в первом раунде высокий и длиннорукий Ли сумел какое-то время продержать Мендосу на дистанции своей левой, что многих удивило. Кроме того, Ли, как показалось свидетелям, был несколько раз близок к тому, чтобы зацепить Мендосу своими ударами, но тот их все парировал или уклонился от них и сам ударом, а не броском отправил Ли на землю. В первый, но далеко не в последний раз. Ставки возросли до 10-1 в пользу Мендосы, которые должны были бы быть с самого начала. Видимо, Мендоса был в плохой форме, о чем все знали.
Ли пришел в такую ярость, как будто Мендоса от него еще раз денег потребовал. Вот втором раунде он просто набросился на него. Однако Мендоса удачно контратаковал, но Ли все равно нанес неплохой удар в нос, после чего они сцепились и упали.
В третьем раунде Ли снова опробовал эту тактику агрессивного несостоятельного должника. Он опять налетел на Мендосу, но тот встретил его ударами с обеих рук, и Ли упал снова. В четвертом раунде Ли нанес Мендосе удар чуть выше левого глаза, но тот бросил его на землю. Тем не менее, Ли завоевал уважение зрителей, которые стали ставить на то, что бой продлится более получаса. Однако в пятом от удара Мендосы Ли вылетел под канаты.
В раундах с шестого по восьмой Мендоса по-прежнему попадал куда больше и заканчивал их бросками. В девятом Ли снова бросился на него и напоролся левым глазом и бровью на его кулак. В десятом Ли нанес легкий удар и упал сам. Видимо, занесло, хотя об этом никто не говорит. В одиннадцатом он снова напоролся на встречный удар Мендосы и сам бросился на землю, скорее всего, чтобы избежать продолжения атаки противника.
В двенадцатом раунде Мендоса выбил Ли из ринга, в тринадцатом тот прилип к нему после удара, чтобы не упасть. В четырнадцатом и пятнадцатом раундах Ли падал почти без помощи Мендосы. В шестнадцатом он, возможно, пожалел, что этого не сделал, так как получил удар в горло и все равно упал. В семнадцатом он свалился от первого же удара.
В восемнадцатом раунде боксеры сцепились и упали. В девятнадцатом Ли попытался снова налететь на Мендосу, но налет закончился тем, что бывший чемпион нанес ему удар точно в челюсть, и Ли опять полетел под канатами.
В двадцатом раунде Мендоса дал Ли поатаковать, но с видимой легкостью заблокировал все, что тот выбросил, после чего, сцепившись, они упали вместе. В двадцать первом Мендоса для разнообразия отправил Ли на землю ударом по корпусу. В двадцать втором Ли опять решил принять горизонтальное положение, прежде чем Мендоса его об этом «попросил».
С двадцать третьего по двадцать седьмой раунд Мендоса почти безнаказанно избивал Ли, но двадцать восьмой закончился не совсем так, как стало в этом бою принято: Ли схватил его за руку, сильно дернул, и Мендоса упал, потеряв равновесие. В двадцать девятом, когда они сцепились, Мендоса повалил и придавил Ли.
А вот тридцатый раунд закончился неожиданно. Мендоса бил соперника, как хотел, когда поскользнулся, и, пока он падал, Ли, действуя вполне по тогдашним правилам, успел нанести ему несколько ударов.
После этого неприятного эпизода Мендоса еще пару раундов приходил в себя, но в тридцать третьем и тридцать четвертом раундах окончательно очухался и снова захватил инициативу, после чего закончил тридцать пятый и тридцать шестой тем, что выбивал Ли под канаты.
С тридцать седьмого по сороковой раунды Мендоса просто избивал Ли. А в сорок первом тот упал, едва Мендоса до него дотронулся. В сорок втором бывший чемпион в очередной раз бросил своего совершенно измученного соперника. Тем не менее, Ли сопротивлялся еще десять раундов, хотя в каждом из них был только нещадно бит.
Бой остановили только в пятьдесят третьем раунде, когда Ли, совершенно измученный, во второй раз подряд упал без удара. Продолжалось все это около часа и десяти минут. Так что те, кто поставил на то, что бой продлится более получаса, остались в выигрыше.
Это был предпоследний бой Мендосы и его последняя победа. А последний бой состоялся очень нескоро, 4 июля 1820 года, накануне того дня, когда бывшему чемпиону исполнилось пятьдесят шесть.
А теперь угадайте, кто был одним из секундантов Мендосы в тот печальный для него день 1820 года? Правильно, Хэрри Ли, если историк бокса Г.Д.Майлз ничего не путает, а он, думаю, не путает. Просто это были большие люди, а большие люди, в отличие от маленьких, умеют, в том числе, и переступать через мелочные обиды.
Что касается самого этого боя, то он лишний раз подтверждает, что даже самые умные боксеры из года в год и из века в век совершают одну и ту же самую глупую ошибку: слишком задерживаются на ринге. Его соперник, Том Оуэн, был совсем ненамного моложе него – ему был только пятьдесят один годик, но в это время каждый год может значить очень много. Кроме того, это был совершенно особый случай.
Оуэн, как и многие другие боксеры тогда, был одним из колоритных персонажей тех и без того колоритных времен.
Он стал чемпионом Англии в одном из первых боев. В каком именно – трудно сказать. Видимо, он дрался где-то в провинции, но из более-менее известных его поединков, титульный был только вторым. Так или иначе, но в 1796 году Оуэн нокаутировал известного бойца Уильяма Хупера и был провозглашен чемпионом Англии. Он победил Хупера и в матче-реванше, но в 1797 году проиграл титул Джеку Бартоломью. Это на время отбило у него охоту к рингу, и он вернулся к своему основному занятию – торговли тем, что тогда называли москательными товарами, маслам, краскам и т.п.
Однако в 1799 году Оуэн вернулся на ринг, чтобы всего за десять гиней встретиться с бойцом, о котором мы почти ничего не знаем, кроме того, что его звали Хаусса (Houssa) и что он был евреем.
По словам Г.Д.Майлза, Хаусса избил Оуэна в хлам за сорок минут. После этого никак не обескураженный Оуэн провел еще пару хороших боев, выиграл их и перестал выступать сам, но остался возле ринга и работал там в качестве тренера и секунданта. Известно, что его считали очень знающим человеком и полагались на его мнение в том, что касалось организации боев и составления пар.
И вот в 1820 году Оуэн решил составить еще одну пару: из себя и Мендосы. Они были хорошо знакомы. Более того, между ними пробежала какая-то кошка, и, когда Оуэн предложил урегулировать конфликт в ринге, Мендоса с радостью согласился. Почему он стал так драчлив во второй половине шестого десятка и после такого долгого перерыва? История об этом умалчивает.
Г.Д.Майлз в своем рассказе об Оуэне упирает на то, что тот как раз прославился составлением пар на бои, и, следовательно, когда выдвигал свое предложение Мендосе, исходил из того, что победа ему практически гарантирована. Еще Майлз не советовал в данном случае доверять Пирсу Игану (впрочем, как и всегда), который был очень близким другом Оуэна. Так что воспользуемся той информацией, которую дает нам сам Майлз, абсолютно ровно относившийся к обоим участникам этого боя.
Мендоса тогда все еще неплохо выглядел, но находился в скверной физической форме. Это был усталый человек, у которого кроме жены имелось еще одиннадцать детей. Оуэн же хотя и смотрелся просто костистым немолодым человеком, на самом деле находился в прекрасной физической форме, которую он постоянно поддерживал. Сохранился его портрет как раз 1820 года, на котором он выглядит здорово моложе своих пятидесяти с хвостиком, и изображен он там с гантелей, изобретение которой ему и приписывают. Честно говоря, сомневаюсь, но что точно, так это то, что Оуэн всячески поддерживал форму на протяжении всей жизни.
Первый раунд оба начали очень осторожно, потом обменялись ударами, сцепились и упали, но Оуэн подмял Мендосу под себя. Во втором Оуэн упал, но, скорее, от толчка, чем от удара Мендосы. В третьем Дэн хорошо дрался, пока не пропустил сильный удар справа, пришедшийся под левый глаз. Он упал, но тут же вскочил. Его секунданты посоветовали ему этого не делать, но он их не послушался.
Любопытно, что у Конан-Дойля в «Родни Стоуне», Мендоса, выступая в роли секунданта, советует «своему» бойцу, которому как раз досталось, лечь после первого же удара и выиграть время на отдых. Как видим, сам он ничего подобного не делал даже в последнем для себя бою.
Начиная с четвертого раунда Мендоса стал резко сдавать. В конце они сцепились с Оуэном, и на этот раз Дэн подмял его под себя, но это уже ничего не меняло. В пятом Мендоса выглядел совершенно измотанным и опять упал. В шестом он сумел достать Оуэна, но потом оба упали. Раунды с седьмого по десятый заканчивались нокдаунами Мендосы от ударов и бросков Оуэна.
В одиннадцатом завязался размен, Оуэн упал от удара… и тут же Мендоса упал сам то ли от общего изнеможения, то ли в результате отставленного эффекта от удара. В двенадцатом раунде Оуэн совершенно избил его, и на следующий раунд Мендоса уже не вышел. Все действо продолжалось не более пятнадцати минут.
Мендосу отнесли в карету, а Джон Джексон, да-да, тот самый, собрал для него еще двадцать фунтов, очень приличную сумму, сверх гонорара в пятьдесят гиней.
Появление Джексона на поле боя представляет собой особый интерес. Напомню, что он пришел после всего, что написал во время их перепалки в газете в 1801 году? И еще собрал двадцать гиней, сумму, на которую человек скромный, не Мендоса, мог прожить год? Как такое может быть? Объяснений этому вы не найдете. Мы можем только предполагать, поэтому я предположу.
Итак, 4 июля 1820 года – дата боя Мендосы и Оуэна. У Джексона, вроде бы, все в порядке. Через год его попросят собрать боксерский «спецназ» на коронацию короля Джорджа (Георга) IV, и с этой задачей он блестяще справится. Ему еще нет пятидесяти одного года, и он по-прежнему очень популярен. Но…
Но что-то, видимо, не так. Видимо, и популярность Джексона начинает убывать, и он это знает. Не хочет знать, но знает. Настолько, что забывает обо всем и собирает деньги для своего старого недруга, который его никогда не простит.
Попросили собрать боксеров для коронации Георга IV? Это “blast from the past” (голос из прошлого). Коронация состоялась 19 июля 1821 года. Его бывшему ученику, а ныне королю Англии без месяца 59 лет. Кого он должен был позвать со столь деликатным поручением? Разумеется, его. Это то, что никогда больше не повторится. (И действительно Джексона никогда больше не вспоминают). Значит, настал момент самому напомнить о себе и собрать человеку, которого он без надобности обокрал, двадцать гиней.
Через месяц, в августе того же 1820 года Мендоса попрощался с любителями бокса. Сохранился текст его речи:
«Джентльмены! Я бы хотел сердечно поблагодарить вас за ваше покровительство сегодня и за ту помощь, которую вы оказывали мне в прошлом. Также я хотел бы выразить благодарность к тем, кто пришел поддержать меня сегодня. Все это я никогда не забуду. Джентльмены, после всего, что я сделал для боксеров, выступающих на профессиональном ринге, я хочу сказать, что они не слишком хорошо со мной обошлись. На самом деле, самые известные из них полностью меня забыли. Джентльмены, думаю, я имею право назвать себя отцом умного бокса (science), так как хорошо известно, что бокс находился в спячке после ухода Браутона и Слэка. Это я и Хамфрис в наших трех боях с целью выявления сильнейшего возродили интерес к боксу, который с тех пор находится под покровительством публики. (Спросите, спросите об этом любителей бокса из тех, кто постарше). Джентльмены, я еще раз хочу поблагодарить вас за помощь сейчас и в прошлом. И вот еще: теперь я ухожу и больше вас не побеспокою. (Аплодисменты). Мне осталось сказать только одно: прощайте».
Как видим, Мендоса говорил не очень складно, не скрывая обиды на время, обогнавшее его славу. Забыли не только его. Через некоторое время точно также забыли куда более популярного, чем он, чемпиона последующих лет Тома Крибба, а перед этим забыли спивавшегося с тоски одноглазого калеку Джема Белчера, которому было всего тридцать лет.
В этой связи не могу не вспомнить, как я пришел как-то на одни соревнования. Ко мне подошел пожилой человек, лицо которого показалось мне смутно знакомым, и попросил поздравить с днем рождения его друга, лицо которого тоже показалось мне смутно знакомым. Я поздравил, сказал несколько теплых банальностей и отошел, но все-таки услышал, как только что поздравленный мной сказал своему другу: «Я же тебе говорил, он не знает, кто я такой».
И я действительно не знал. Мне было очень стыдно, но это было так, а спрашивать было неудобно. То есть, я, разумеется, их знал. Наверняка читал о них и, очень может быть, что смотрел их бои. А так как на память не жалуюсь, наверно, мог бы многое рассказать о том, как они боксировали, но я их не УЗНАЛ, потому что в этих пожилых людях было трудно узнать тех замечательных молодых львов, которыми они когда-то были.
Вполне возможно, что Мендоса и вышел на ринг против Оуэна прежде всего за тем, чтобы его вспомнили, а оно вот как вышло…
В своей речи он сказал о себе те хвалебные слова, которые полностью соответствовали действительности, но которые он хотел услышать от других, а другие их, увы, не сказали. Пришлось хвалить себя самому, а это очень унизительно. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что никто и никогда не оспаривал ни эти слова Мендосы, ни его место в истории бокса. Более того, сейчас его знают даже лучше тех, кого куда больше любили при жизни, того же Джона Джексона, например, или Тома Крибба. С Джексоном, кстати, он, наконец, рассчитался. Он вошел в историю, как человек, схвативший его, Мендосу, за волосы. Тоже, если разобраться, далеко от справедливости.
Историки всегда воздавали ему должное, в том числе и те, с чьим мнением он имел возможность ознакомиться. Пирс Иган в своей «Боксиане» называл его звездой первой величины, превозносил его технику и боевой дух и утверждал, что, если Мендосе чего-то и не удавалось достичь, то только по причине ограниченных физических возможностей, то есть, проще говоря, недостатка роста и веса. Однако и Иган признавал, что к концу жизни Мендосу изрядно подзабыли. Но, как уже говорилось, это была общая судьба всех чемпионов. Новые герои всегда затмевают старых не потому что они лучше, а потому что они новые.
Даниэль Мендоса умер 3 сентября 1836 года в возрасте 72 лет. О том, как он жил последние годы, существуют разные и при этом взаимоисключающие версии. Так, Бохун Линч утверждает, что Мендоса и его многочисленная семья жили в полном достатке, некоторые другие – что в бедности. Этих, кстати, большинство. И они, судя по всему, знают, что говорят. Пишут о жене и одиннадцати детях. О тяжести жизни в Лондоне и о том, как мало помогает былая слава.
Между прочим, само наличие таких полярных оценок, подтверждает то, что доживал свой век Мендоса в забвении. Как почти все спортсмены всех времен и народов. Конец его был настолько же тихим, насколько яркой была его жизнь.
Александр БЕЛЕНЬКИЙ
Все хорошее подходит к концу. На этом я заканчиваю серию публикаций об английских боксерах эры голых кулаков, которые выступали в наполеоновскую эпоху.