«К нам направлялся высокий, превосходно сложенный человек, одетый весьма элегантно. Он с изумлением взглянул на моего собеседника и протянул ему руку. — Кого я вижу?.. — воскликнул он. — Какими судьбами? Откуда ты взялся? — Рад тебя видеть, Джексон, — ответил мой собеседник. — Ты все такой же, ничуточки не постарел. — Благодарствую, мне грех жаловаться. Я так и ушел с ринга непобитым — некому было со мной тягаться, вот и стал тренером». Это отрывок из романа «Родни Стоун» Артура Конан Дойля, отца и даже, можно сказать, матери (потому что другой у него просто не было) великого сыщика Шерлока Холмса. Действие романа происходит в 1802 году, а написан он был приблизительно в 1895-м. В отличие от надоевшего ему Холмса, сам Конан Дойль любил «Родни Стоуна», который он называл «книгой бокса». Тема, которую он, надо сказать, знал досконально. В момент написания романа бокс, к глубокому сожалению автора, потерял популярность в Англии и обосновался в Америке, чья молодая культура оказалась более плодородной почвой для него. Однако былую славу его в Англии помнили. Помнили и Джона Джексона, «императора кулачного боя», как его прозвали еще при жизни, который стал героем многих книг. В том числе и художественных, где выполнял роль непререкаемого авторитета для героев вымышленных, как было в «Родни Стоуне». Ну, и для автора заодно. Как же автору без авторитетов? Эпоха этого требовала. Почти полвека назад у меня сложилось о Джексоне мнение как о великом боксере, который молотил всех год за годом. И держалось оно лет тридцать, пока мне не попались в только проникающем в нашу жизнь интернете послужные списки разных чемпионов эры голых кулаков. Открыл страницу «Джексон» и онемел. За всю свою жизнь он провел три боя. Понимаете, ТРИ! Не очень по-императорски. И никаким непобежденным он не был. Второй из этих трех боев он проиграл. Да, сломал ногу без всякой своей вины, но все равно проиграл. Все его величие держалось на третьем бое — достаточно легкой победе над великим Дэниелом Мендосой. Это серьезно. Но по тому же «Родни Стоуну» я помнил, что Мендоса был средневесом, а Джексон — тяжеловесом. Как они вообще могли оказаться на одном ринге, хотя то, что они там были, я знал? Тогда не было такого четкого деления по весовым категориям. Полутяжелого веса вообще еще не придумали. Но все же, побил средневеса — и молодец? Майк Тайсон, допустим, если бы кто-то ему позволил, победил Марвина Хэглера и стал национальным героем? Нелепо. К тому же был в этом бою какой-то момент, за который в не самом приличном обществе можно было получить канделябром по бакенбардам, и он был на совести Джексона. Что-то он сделал. Но, как это ни странно, этот момент никак и ни на что не повлиял, и сладостная суматоха вокруг имени Джексона стала складываться еще при жизни. Просто так императором не назовут. Пирс Иган в своей «Боксиане», написанной, когда Джексон был еще жив, стал лишь одной из ее жертв. Глава о Джексоне идет страница за страницей, а его имя едва упоминается. Иган пишет о чем угодно: сообщает свое мнение о молодых и, предположительно, не самых праведных годах Шекспира, чью способность нагружать смыслом каждое слово он не усвоил, приводит целиком высокоморальные и не слишком высокохудожественные стихи некоего Уиндхема, а затем сообщает, что «жениться на женщине из-за ее красоты — это все равно, что съесть птицу за то, что она хорошо поет», но до Джексона дело все никак не доходит. В конце шестой страницы Иган наконец-то сообщает читателям, что рассказывать о таком человеке, как Джон Джексон, который весь одно сплошное достоинство, одна сплошная добродетель и один сплошной героизм, это, как говорил Карабас Барабас в фильме о Буратино, «просто праздник какой-то», и начинает свою повесть. Как коллега Игана по ремеслу я вижу, что он, кроме всего прочего, просто «разгонял текст». Видимо, фактуры не хватало. Джексон для современников — фигура колоссального масштаба. Он чемпион чемпионов, гордость Англии, символ непобедимости и гроза морей, хотя во флоте никогда не служил. И это всего при трех боях. Что делать, расписывать каждый из них как битву при Ватерлоо? Да не стоили они того. Однако для шестистраничного краснобайства Игана есть еще одна причина. Джексон относился к тем людям, которые всегда «в образе», и что бы они ни делали, они постоянно как бы любуются собой со стороны. Он держался с таким немыслимым достоинством, что в этом дал бы фору и верблюду, и индюку. Он много общался с представителями знати и по-своему имитировал их. Но современникам все это нравилось, и в дополнение к «императору» они прозвали его еще и «джентльменом». Он так и вошел в историю как Джон «Джентльмен» Джексон, император кулачного боя. Или даже просто Джентльмен Джексон. И грязный трюк, о котором речь пойдет ниже, этому, как ни странно, не мешал. Иган пытался его завуалировать, но не сказать вообще не мог. Я уже говорил об этом его качестве, и именно в этом главная ценность его книги: в том, что он не считал возможным совсем уж замолчать неблаговидные поступки своих героев. Только сделать их максимально незаметными. Но история расставила все по своим местам. Сейчас, если речь заходит о Джексоне, первым делом вспоминают именно этот эпизод, и это ставит под большое сомнение его джентльменскую сущность. *** Джон Джексон родился в 1769 (по другим данным — в 1768) году в Лондоне. Его отец был из фермерской семьи, и его братья так и остались в деревне, но сам он стал инженером и строителем, причем хорошим. Один из мостов недалеко от устья реки Флит, который построил отец будущего чемпиона, современники считали особенно удачным. Вполне возможно, что сын пошел бы по стопам отца и не стал бы ни чемпионом, ни «джентльменом», ни тем более «императором». Но бокс был очень популярен в стране, и Джон стал захаживать в то, что сейчас назвали бы секцией бокса, с той поправкой, что там не столько тренировались, сколько спарринговали, причем последнее делали очень ожесточенно. И вот здесь у совсем молодого парня обнаружили огромный талант. Надо сказать, что о его физической одаренности уже при жизни ходили легенды. Иган был уверен, что Джексон серьезно занимался гимнастикой. Честно говоря, я с трудом представляю себе, кто, где и как тогда занимался гимнастикой, так как в качестве вида спорта она не существовала. Но не приседания же он делал! Видимо, мог крутить сальто и делать еще что-то в этом роде. А вот что известно совершенно точно, так это то, что он очень быстро бегал и замечательно прыгал. Следовательно, обладал большой взрывной силой. Но все это сразу отошло на задний план, едва он занялся боксом. Здесь у него обнаружился такой талант, что на него сразу же обратил внимание большой знаток этого вида спорта, а также знаменитый игрок в крикет капитан Хенри Харви Эстон, один из колоритнейших персонажей той незаурядной эпохи. Капитану на тот момент (1788 год) оставалось жить одиннадцать лет, а погиб он в Индии, уже будучи полковником, на дуэли, и вот он-то как раз был настоящий джентльмен. Не по прозвищу, а по жизни. Достаточно вспомнить историю его гибели. Началось все с того, что Эстон, чей полк тогда находился в Индии, заступился за одного лейтенанта перед двумя майорами, Пиктоном и Алланом, сочтя их поведение «нелиберальным». Что стоит за этой формулировкой, остается только догадываться, скорее всего, обычное хамство старших по званию по отношению к младшим. Эстон был их командиром, и конфликт носил служебный характер, так что они не могли вызвать его на дуэль, но майоры оказались ретивыми. Сначала Пиктон каким-то образом придал конфликту «частный» характер и все-таки вызвал Эстона на дуэль. Условия дуэли не вполне понятны из описания, но так или иначе, первым нажал на спусковой крючок Пиктон. Пистолет дал осечку, что, однако, приравнивалось к выстрелу. Эстон в ответ выстрелил в воздух. Существует также версия, что в воздух выстрелили оба. Скорее всего, она не соответствует действительности, но в нее хочется верить, так как Пиктон прожил потом достойную жизнь, стал известным кавалерийским командиром и погиб при Ватерлоо. Конфликт казался исчерпанным всем, кроме майора Аллана, которому позарез надо было доказать, что он никакой не «нелиберальный», а очень даже либеральный. Он тоже «переквалифицировал» свои претензии к Эстону из служебных в частные и вызвал его на дуэль. Полковник снова счел ниже своего достоинства уклоняться, и вторая дуэль состоялась на следующий день. Аллан выстрелил первым. Все решили, что он промахнулся. Эстон навел свой пистолет на противника, прицелился, но не стал стрелять. Вместо этого он прижал руку с пистолетом к груди и подозвал секундантов. «Я ранен, — сказал полковник, — по всей видимости, смертельно, и я отказываюсь отвечать на выстрел, так как не хочу, чтобы кто бы то ни было мог сказать, что мой последний поступок в этой жизни был продиктован местью». После этого Эстон сел на землю. Он умер только через неделю, которую провел в адских мучениях, но, как утверждают свидетели, без звука. История эта потрясла колониальные войска и была опубликована в рубрике «Новости из Индии» в журнале World за 1799 год, откуда без изменений перекочевала в книгу историка бокса Г. Д. Майлза. Мне не удалось найти никакой информации относительно того, как повел себя майор Аллан. Думаю, он прожил долгую счастливую жизнь, считая, что ему не в чем себя упрекнуть. Вообще благородство, конечно, хорошая штука, но оно не всегда уместно. Когда умиравший Пушкин послал кого-то из друзей на гауптвахту к Дантесу со словами, что он его прощает, тот развлекался с пришедшими его навестить кавалергардами. Слова Пушкина были встречены богатырским молодецким гоготом. Я это к тому, что, наверное, Эстону все-таки стоило выстрелить. Может быть, я смотрю на это дело с позиций дворняжьей морали нашего века, а может быть, нужно действительно избавляться от людей, которым легче убить хорошего человека, чем признать свою неправоту. И еще одно мнение об Эстоне, возможно, имеющее отношение к этой истории, а может быть и нет. Ни Иган, ни Майлз, ни кто-либо другой им не делились. Так что все, как говорится, на мне. Да, и еще может сложиться мнение, что я, подобно Игану, «разгоняю текст». Нет. Не разгоняю. Просто делюсь тем, что мне кажется важным. Всю жизнь Джон Джексон изображал кого-то, имеющего отношение к кому-то из другого сословия, и, как увидим, в определенной степени преуспел. Так, может быть, он изображал Эстона? Я умею считать. События, произошедшие с капитаном, ставшим полковником, имели место после событий, описанных в этой главе, но и Джексон развернулся в полном масштабе несколько позже. Много позже. Может быть, он неудачно — или наоборот, удачно — копировал Эстона? Человека, которого хорошо знал, когда сам еще никем не был? Вопрос открытый. Но в 1788 году до этого печального конца еще было довольно далеко. Эстон увидел чрезвычайно талантливого Джексона и решил сделать на него ставку. Во всех смыслах. В качестве первого противника ему был выбран Уильям Фьютерел (Fewterel) из Бирмингема, которого иногда также называют Фатрелл (Futrell). Хотя сейчас от него осталось только «пол-имени», но тогда он пользовался большим уважением и был достоин отдельного упоминания в книге Игана. На его счету было то ли восемнадцать, то ли двадцать боев, и во всех он одержал победы. Для своего времени он был почти гигантом и весил 230 фунтов (104 кг). Для сравнения — вес Джексона был где-то 91–92 кг при росте 180–181 см, и при таких данных он был одним из самых крупных боксеров своего времени, сразу обращавшим на себя внимание, где бы он ни появлялся. Бой между ними состоялся 9 июня 1788 года в местечке под названием Смиттам Боттом недалеко от города Кройдон. Всего там в этот день прошло три боя, и это было весьма крупным событием для того времени, на которое из столицы понаехало очень много народу, включая сливки общества во главе с принцем Уэльским. Видимо, от Джексона ожидали очень многого. И не ошиблись. Подробного пораундового описания этого поединка не сохранилось. Он продолжался один час и семь минут, и только Бог знает, сколько раундов, если только Он не сбился со счету. Напомню, что раунд тогда продолжался до падения хотя бы одного боксера, а перерыв между раундами составлял 30 секунд. Перед боем многие сомневались, что Джексон вообще сможет хоть раз опрокинуть такого гиганта хоть ударом, хоть броском. Однако Фьютерел (будем все-таки называть его так, как называл Иган) оказался трусоват. Он впервые встречался с человеком, который не так уж сильно уступал ему в габаритах и обладал сокрушительным ударом. Если Джексону удавалось достать его с дистанции, то Фьютерел частенько падал, а упав, желал вылежать все, что можно. Свидетели говорили, что временами он вообще падал без удара, так что раундов было много, и часто они были достаточно короткими. Наконец Фьютерелу окончательно надоело играть в «Ваньку-встаньку», и он решил закончить бой и слег. Сам или нет — история умалчивает. Он не встал. Джексон так понравился принцу Уэльскому, что тот через своего спутника подарил ему какую-то банкноту сверх гонорара. Очень многие тогда решили, что этот новичок имеет все шансы в недалеком будущем стать чемпионом Англии. Это действительно случилось, но значительно позже, чем думали — почти через семь лет, в 1795 году. Продолжение следует... Александр БЕЛЕНЬКИЙ